Уже в 15-летнем возрасте она стала легендой советского андеграунда. Эту девушку с легко ранимой душой, заботившейся о больных животных и умевшей просто словом согреть человеческую душу, называли пророком и отзвуком Серебряного века. Она, не признававшая никаких авторитетов, была любима И. Бродским, принимаема великой Ахматовой. Казалось, что в хрупкой девичьей фигурке живет мощный вселенский огонь. Имя загадочной поэтессы, известной на родине лишь по самиздатовским публикациям, но строками которой зачитывались во всем мире, – Елена Шварц.
Внутри Таврического сада
Плутает нежная весна,
И почки жесткая ограда
Корявая листу тесна.
Я нахожу себя свечой,
На подоконнике горящей,
Стучащей пламени ключом,
То в тьму, то в этот сад саднящей.
Девочка, увидевшая мир в 1948 в Ленинграде, была «ребенком курортного романа» и воспитывалась матерью-одиночкой Диной Морисовной Шварц, бывшей творческим человеком. Она больше 40 лет заведовала литературной частью театра Г. Товстоногова. Об отце девочка ничего не знала, но вниманием была не обделена. Росла за кулисами в дружном театральном коллективе, где Лену любили и опекали, заменяя атмосферу родного дома. Театральность позднее поселилась в ее поэтических строках. В своих лирических героев Елена перевоплощалась легко и непринужденно.
С 14 лет ее стала посещать муза. По воспоминаниям поэтессы, идя по коридору коммунальной квартиры, она отбивала такт ключами. Затем, войдя в комнату, ложилась, не снимая школьной формы, на кровать и продолжала отбивать такт о спинку железной кровати. Ритм пополнялся, за ним рождалась уверенная рифма. Стихи получались настолько зрелыми, что слушатели не верили, что строки написаны четырнадцатилетней девочкой.
В 15 лет Елена обратилась к Ахматовой за оценкой своего творчества. Анна Андреевна посчитала ее поэзию злой, на что с подростковой прямотой и непосредственностью юное дарование назвало Ахматову перехваленной дурой, не видящей ничего кроме себя. Лена категорично не признавала никаких авторитетов и не собиралась изменять свои стихи, взбунтовавшись против мнения великого мастера. И как оказалось, она была права. Поэтические работы Е. Шварц впоследствии стали программными в престижных университетах мира, а вот биографические сведения можно было черпать только из ее личных дневников.
Путь желаний – позвоночник
Начинается от звёзд,
Долгой, тёмной тела ночью
Он ведёт нас прямо в хвост.
Образует он пространство
Для златых круженья вод,
И без этой гибкой палки
Череп был бы, где живот.
Мост он, шпалы, он дрожит,
Лестница, опора зданья,
Трепет по нему бежит,
В нём кочует тайнознанье.
Учеба на филологическом факультете Ленинградского университета угнетала Елену своими четко регламентированными рамками. Девушка мечтала о свободе, когда она могла бы целиком отдаться любимому делу. Ей не хватало воздуха, чтобы своими материализованными рифмами, словно легкой плотью ангелов, населить небо.
Университет она оставила, отдавшись во власть «чистого искусства». А средства на существование зарабатывала переводами драматических произведений для театра. В это время поэзия Шварц была широко популярна в европейских странах. В Советском Союзе ее стихи были доступны лишь читателям самиздата. Имевшие доступ к андеграунду, восхищались творениями талантливой поэтессы, которая умела превращать слова в сияющие бриллианты, направляя читателей то в райские кущи, то в бездну страстей.
Сквозь закрытые веки
Вползла в сознание Луна
И впилась когтями навеки,
И даже сквозь Солнце видна.
Были вроде понятья – совесть и честь,
Как заржавевшей краски опилки на дне,
Меня манит туда, где покато и жесть,
Я не здесь, я давно уж не здесь – я в Луне.
Поэтесса, по мнению литературных критиков, умела создавать замысловатые поэтические силуэты, находящиеся на грани метафизики. И лишь вдумчивые люди, пробиваясь сквозь них, обретали истинное наслаждение. Елена Шварц, пропуская образы сквозь собственную душу, вызывающе жонглировала словами. Так у нее появлялись «озябшие Музы», «перевернутый Эверест», «крест, вспотевший от огня» и т. д.
Сузив круг общения, пребывая, что называется, в «поэтической изоляции», мастер слова оставалась самобытной и яркой личностью. Ее нельзя назвать отшельницей. Поэтесса просто ограждала свой небесный дар и свободу. Даже в самиздатовских публикациях выступала под псевдонимами Лавиния Ворон и Арно Царт.
После наступления перестроечного времени, в середине 1980-х, творения Елены Шварц увидели свет на родине. Поначалу отечественные периодические издания относились к ней с осторожностью. К примеру, согласие на публикацию небольшой стихотворной подборки Шварц было получено лишь в обмен на постановку пьесы куратора одного из альманахов в театре Товстоногова.
Но их не пьёт никто. Ах, если бы ты мог
Вернуть горячий прежний гранатовый наш сок,
Который так долго кружился, который – всхлип, щёлк –
Из сердца и в сердце – подкожный святой уголёк.
Красная нитка строчила, сшивала творенье Твоё!
О замысел один кровобращенья –
Прекрасен ты, как ангел мщенья.
Но совсем скоро журналы, распробовав ее творчество, считали за честь сотрудничать с поэтессой.
Шварц присудили премию А. Белого, в конце 1990-х – «Северную Пальмиру», затем в 2003 – «Триумф». Фондом Пушкина в 2008 было выпущено полное собрание сочинений автора.
Приятная полоса признания была нарушена неизлечимым заболеванием. Нежная хрупкая женщина стойко переносила тяготы недуга, сражаясь с ним. Однако победить болезнь поэтесса, наполненная множеством творческих планов, не сумела. Собственную жизнь она именовала «соло на раскаленной трубе», назвав так и поэтический сборник.
Казалось страшной жизнь и иногда сейчас…
Но сердце жизни влагой серебрится,
Как жемчуг – внутренность, как под крылом – столица,
И, прижимаясь глазом в глаз,
Я вижу – мозг её лучится.
В пыль бархатную мне не превратиться,
И ягодой лечу в кипящий газ.
Земной путь Елены Андреевны Шварц завершился мартовским днем 2010. За несколько дней до кончины поэтесса написала стихотворение «Благодарение» и отослала его немногим людям, которых считала своими друзьями. Она была настоящим рыцарем поэтического образа, печально завершившим свой жизненный путь.
Самобытное творчество Шварц часто сравнивают с «Черным квадратом» Малевича, называют высоким искусством. Впрочем, иные его и вовсе не замечают, а то и скептически ухмыляются. Но, как известно, в столкновении противоречий появляется волшебство, объединяющее реальность с мистикой.
Свежие комментарии