Еврей-фашист. Яков Ингерман сначала воевал за Советский Союз, а позже – за Германию…

В годы Второй мировой войны Яков Ингерман сначала воевал за Советский Союз, а позже – за Германию… Он был единственным евреем среди немцев. Об этом Яков говорил открыто, с улыбкой. Он был настоящим героем, хоть сам этого никогда не признавал. Это история о Якове Ингермане – советском разведчике в фашистской форме.

До войны Яков жил в небольшом украинской городке Шепетовка, где работал учителем математики в школе. Когда немцы начали наступать, Яков вместе с другими советскими солдатами достойно держали оборону, но в одном из боев он получил серьезное ранение. Так Ингерман попал в ростовский госпиталь, где его жизнь изменилась навсегда.
«Я был видный пропагандист, комсомолец… И вот однажды пришел комиссар, когда я должен был уже выйти из госпиталя, и спрашивает где я был, что делал, какие языки знаю. Я ему и говорю: «Немецкий знаю». А он услышал, сказал «хорошо», записал что-то и ушел,» — вспоминал Яков. Немецкий язык Ингерман знал в идеале, потому что рос «в среде идиша и немецких поселенцев-соседей в Молдове».
Через некоторое время после выписки Яков наконец узнал, зачем приходил комиссар. Ингерману предложили пройти курс военной разведки. Молодой солдат согласился и сразу отправился на учения, которые длились несколько месяцев. Его сразу же насторожило то, что никому из солдат не говорили, куда их отправят после обучения. Как оказалось, странное предчувствие не обмануло Якова. По завершении курса Ингерман получил письмо, в котором было написано его спецзадание: «Когда сообщили, что мне нужно внедриться в фашистскую армию, я обомлел от ужаса! Я им говорю, что не могу этого сделать, потому что я еврей, это же невозможно скрыть! Но все было решено и меня уже никто не слушал».
В 1942-м Яков и еще несколько разведчиков отправились за линию фронта в район Таганрога. На территорию врага солдат выбрасывали с парашютом. Разведчики должны были докладывать о планах противника, передавать оружие партизанам и призывать местное население к сопротивлению.
В селе, где остановился Ингерман, он в один вечер увидел группу фашистов, набрался смелости и пошел прямо к ним: «Я попросил у одного немца газету на немецком. Он сразу же подозвал всех своих, мол, идите сюда, здесь парень говорит по-немецки. А я отвечаю ему: «Я не просто по-немецки говорю, я – немец по матери». Рассказал ему легенду, что отца красные жизни лишили… Они поверили и предложили мне работать с ними переводчиком». Так Яков и оказался в комании врага. Поначалу фашисты приглядывались к новичку, но вскоре убедились, что он – «свой», и стали брать с собой на допросы.
«Однажды стою в камере, где немцы допросы проводили, и вдруг дверь открывается и заводят парня измученного, истерзанного. В этот момент я понимаю, что это мой товарищ – выпускник разведкурсов…» – рассказывал Яков. – «Начался допрос. Его били. Сильно били, водой холодной обливали. А он сказать ничего не мог. Я переводил, а потом мне плохо стало и я сказал, что больше не могу, и ушел. На следующий день они опять меня позвали. Я пришел. В этот раз я немцев предупредил, что буду его допрашивать «по-коммунистически». Сказал немцам не заходить со мной в камеру. Они послушали меня. Я зашел, подхожу к этому парню. Наклоняюсь к уху его и говорю лишь: «Вася…». А он только поглядел на меня и дал знак, что понимает, что я здесь работаю. И больше ничего не сказал. Я вышел к немцам и говорю: «Он ни слова вам не скажет. Я знаю таких, они не пробивные!» На следующий день фашисты Васю казнили».
Ингерман очень нравился фашистским командирам и вскоре его перевели в вспомогательную строительную часть. Фашистов, с которыми «служил» Яков, постоянно отправляли то в одну деревню, то в другую. Но это не мешало Ингерману везде поддерживать связь с партизанами и с Центром. Среди подпольщиков Якова знали по прозвищу «Друг», поэтому Ингерман никогда не приходилось говорить свое имя в новым местах. Необычное прозвище помогало разведчику различить, кто на его стороне, а кто – нет.
Однажды в одном из сел Яков увидел евреев, которых отправили туда на каторгу. Он всячески пытался намекнуть им о своем происхождении, но заключенные лишь больше пугались. И вот однажды Яков с риском для собственной жизни громко рассказал строчку из молитвы «Шма, Исраэль». Немцы, стоящие совсем рядом, ничего не услышали, а евреи поняли всё. Ночью Яков незаметно пронес заключенным ящик взрывчаток. Через несколько дней часть Ингермана покинула эту деревню. А вскоре Якову рассказали, что в том селе было уничтожено несколько нацистских объектов. Евреи вместе с партизанами подорвали фашистов. Многие заключенные не выжили в той страшной бойне, но некоторым всё же удалось спастись.
Якову было труднее, чем многим другим разведчикам – в его внешности была одна особенность, по которой немцы сразу же бы поняли, что среди них враг: «Это было ужасно… Мне приходилось избегать немцев в бане, потому что, если бы кто-то увидел, что я обрезанный, меня б тут же уничтожили… А страшнее было ежемесячное медицинское обследование, но я умудрялся как-то выкручиваться. Мне удалось подружиться с врачом… Это и помогло мне избежать регулярных осмотров».
Каждый день среди немцев был для Якова настоящей пыткой. Ему приходилось смотреть, как мучают советских солдат, как издеваются над евреями. Яков понимал, что обязан жить ради своей Родины, но бывали моменты, когда нервы просто не выдерживали: «Я не верил, что переживу войну. Каждый день просыпаясь, мне казалось, что это мое последнее утро. Я вам больше скажу… Я сам не хотел жить. Но я не свел счеты с жизнью только ради тех братьев, что падали в бою ради нашей земли, ради нашей идеи. Я живу в тепле, хоть и с фашистами, а там товарищи в окопах в мороз воюют… Меня останавливала мысль, что я делаю что-то для нашей Родины, но все равно казалось, делаю слишком мало. А Центр запретил мне даже думать об уходе к партизанам».
В 1943 году часть Якова отправили в Италию, где разведчик уже не мог связываться с Центром. Ингерман не растерялся и принялся самостоятельно искать местных подпольщиков. Яков умудрялся сколько времени жить среди фашистов, поэтому найти поддержку в Италии не составило разведчику труда. Здесь он и дальше продолжил передавать оружие, документы, узнавать ценные данные у фашистов и докладывать все советской стороне. Яков не единожды прятал и помогал сбежать советским заключенным, американским пленным, которых удерживали фашисты, за что был награжден благодарственной бумагой от партизан-«гарибальдийцев».
После Второй мировой войны Яков хотел вернуться в страну, за которую отчаянно сражался, в СССР, однако по пути домой, в Милане, он узнал, что здесь занимаются отправкой еврейских беженцев в Палестину, и решил помочь. Вскоре Ингерман и сам поехал следом. Здесь Яков вместе с супругой поселились в кубице, где прожили два года.
«Я и после войны верил в социализм… До сих пор верю. Мне и сейчас больно, когда я думаю о распаде СССР, – рассказывал Яков в интервью 2004 года. – Я хорошо помню, как в кибуце висели портреты Ленина и Сталина. Мы хотели построить светлое социалистическое будущее на этой земле. Поэтому я окончил офицерские курсы и в 1948 году воевал за независимость только что провозглашенного Израиля в чине майора. Мы хотели построить справедливый и единый Израиль. Не вышло».
Яков Ингерман до последних дней жил на севере Тель-Авиве вместе со своей любимой супругой, которая, к слову, тоже когда-то работала подпольщицей. Младшая дочь бывшего разведчика работает профессором в вузе, а старшая уехала в Германию…
Яков был настоящим бойцом, который не знал страха и сомнений, когда дело касалось его земли. Но, к сожалению, он так и не увидел то, ради чего рисковал своей жизнью: «Я живу не в том Израиле, за который уходил воевать… Мы воевали всю жизнь и построили то, что построили. В советское время мы воевали с фашизмом, у нас была идея. А сейчас же даже идеи нет. Только уничтожать арабов… А куда мы движемся? Что будет с миром, с нашими внуками, с Израилем через пятьдесят лет? И будет ли Израиль? Я не знаю…»