«Можно благоговеть перед умом Толстого. Восхищаться изяществом Пушкина. Ценить нравственные поиски Достоевского. Юмор Гоголя», – писал Сергей Довлатов. И заключал: «Однако похожим быть хочется только на Чехова».
Прочитав Чехова, мы ощутимо вырастаем над собой, но вряд ли можем сформулировать некий внятный рецепт «правильной жизни». Если и вспоминается что-то из сферы буквального жизнестроительства («по капле выдавливать раба»), то это из частных писем, не для нас. Если же мы находим прямые рекомендации непосредственно в художественных произведениях Антона Павловича («дело делать надо»), скорее всего, они исходят не от самых умных и симпатичных героев.
Есть люди, которые знают, как жить. Они становятся руководителями, банкирами, депутатами, охотно принимают решения за себя и за других. У Чехова есть вполне обаятельные герои с позитивной деятельной программой, однако в поле его сочувствия чаще попадают другие люди. Нелепо стоические, как дядя Ваня. Или не находящие выхода, как герои «Дамы с собачкой». Или обреченные на вымирание, как Раневская. Загадочно и существование Чехова внутри литературы. Вряд ли можно подвергнуть сомнению членение литературы на лирику, эпос и драму. Чехов, однако, избегает стихов (то есть прямой лирики), романной формы (прямого эпоса), а из своих пьес тщательно удаляет драматический конфликт интересов. Строго говоря, Чехов занят непонятно чем – или всем сразу. И это «все сразу» необыкновенно востребовано; Антон Павлович – один из самых издаваемых, читаемых и экранизируемых писателей мира наряду с Диккенсом, Толстым, Достоевским, Шекспиром и Сомерсетом Моэмом. Вряд ли нам удастся взять да и разгадать загадку Чехова, но, возможно, получится точнее ее сформулировать.
Ключи к пониманию
Бросить вызов маленькому человеку
Мало того, что герой рассказа «Смерть чиновника» умирает на наших глазах. Он – что уникально для русской литературы – умирает бесславно и не снискав нашего сочувствия. Даже фамилия его, Червяков, недвусмысленно выражает отношение автора к его жизни и смерти. Между тем очевидна параллель между «Смертью чиновника» и «Шинелью»: Чехов своим рассказом бросает вызов самому Гоголю и всей традиции русской литературы. Согласно Чехову, быть маленьким человеком – это не достойная сочувствия беда, а достойная осуждения вина. Добровольное самоопределение. Универсальное алиби, позволяющее сдаваться на милость судьбы. Чехов имел право на такой взгляд. Учитывая его происхождение, он был практически обречен на прозябание. И как естественно и ненатужно этот студент-медик становится первым писателем и одним из самых уважаемых людей империи!
«И КАЗАЛОСЬ, ЧТО ЕЩЕ НЕМНОГО — И РЕШЕНИЕ БУДЕТ НАЙДЕНО, И ТОГДА НАЧНЕТСЯ НОВАЯ, ПРЕКРАСНАЯ ЖИЗНЬ; И ОБОИМ БЫЛО ЯСНО, ЧТО <...> САМОЕ СЛОЖНОЕ И ТРУДНОЕ ТОЛЬКО ЕЩЕ НАЧИНАЕТСЯ».
Мечтать или действовать?
Допустим, мы не маленькие люди. Вероятно, надо ставить перед собой масштабные цели – и достигать их. Но вот Ионыч (классический неудачник) мечтал лечить людей – и лечит, не перестает. Из главных героев «Чайки» обе женщины – актрисы, оба мужчины – писатели, то есть мы как бы в раю, в пространстве сбывшихся детских мечтаний. Но все несчастны. Хуже того, не все обаятельны в своем несчастье. Внимательно присматриваясь к чеховским героям, мы находим поворотную точку: вот герой перестал мечтать, а принялся реализовывать мечту. Здесь в нем умирает что-то невероятно важное, и деятели вроде Лопахина оказываются на периферии симпатий автора и читателя. Что же делать? Продолжать мечтать? А как же полезная деятельность? Чехов разводит руками. Как, впрочем, и художник из «Дома с мезонином» не умеет возразить ярой защитнице земств и прочих прогрессивных веяний...
В полный рост
«Лирика Чехова этим людям станет в лучшем случае чужда, в худшем — досадна, враждебна, – писал о нас с вами в 1929 году Владислав Ходасевич. – Из кого бы ни состояла будущая Россия – из чеховских героев она состоять не будет. В жизни они явятся разве только больными исключениями, в литературе их разлюбят, потому что перестанут понимать». Только сейчас мы начинаем дорастать до Чехова. В таких понятиях, как личное пространство (согласитесь, очень чеховское по сути), толерантность. Мы постепенно свыкаемся с тем, что другой человек – космос, слишком сложный для нашего понимания, и учимся жить среди космосов. Не то чтобы кто-то из нас был похож на героя Чехова, но все мы вместе иногда похожи на его героев. И наверное, это не худшие ситуации в нашей жизни.
Автор: Леонид Костюков
Свежие комментарии